А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте!

Н. Гоголь. «Невский проспект»

ридцатые годы в истории моды знаменуют одно из курьезных, хотя в известной степени женст­венных изобретений костюмеров. В развитии силуэта эти годы характеризуются гипертрофированным объемом рукавов (рис. 173). Уже в 22—23-м годах рукава получили сборы на окате и стали увеличиваться в объеме, сужаясь книзу. «Они несколько похожи на два воздухопла­вательные шара, так что дама вдруг бы поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина…» Огромные рукава, поддерживаемые изнутри специальной тарлатановой тка­нью (рукава назывались жиго — окорок), спускались с пле­ча, подчеркивая покатость его и хрупкость шеи. Талия, окончательно опустившаяся на свое естественное место, сделалась хрупкой и тонкой, «никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми вы почтительно отойдете
к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть не­вежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыхания вашего не переломилось прелестнейшее произведение при­роды и искусства…» (Н. В. Гоголь. «Невский проспект»).

Если 20-е годы оставляли впечатление спокойствия и сдержанности в костюме, то 30-е годы, наоборот, были во­площением движения, изящества и оптимизма. Если бы мо­ду можно было характеризовать чувствами, которые возни­кают при взгляде на ее произведения, то 30-е годы были бы веселыми и легкомысленными, а женщины представляли бы «целое море мотыльков…», которое «волнуется блестя­щею тучею над черными жуками мужеского пола». Удиви­тельно точно и образно нарисована модная толпа Гоголем в «Невском проспекте»! Недаром самые изящные, достовер­ные и реалистические модные иллюстрации падают на этот период. Модные картинки Гаварни, печатавшиеся не толь­ко в журналах Франции, но и воспроизведенные в русской «Молве»,— один из лучших документов костюма 30-х го­дов. Иллюстрации Девериа, русские портреты и многочис­ленные иллюстративные издания представляют богатейшее собрание костюмированных изображений.

Модные изображения и портретная живопись, как всегда, отличаются друг от друга: в первых много утрированного, как это и подобает модной картинке, а во второй — сдержан­ность и отражение индивидуального вкуса портретируемого и художника. Мода 1825—1835 годов, представлявшаяся обывателю верхом изысканности, в наше время без всяких коррективов смотрится гротеском. Я умышленно делаю упор на слове «обыватель», ибо прогрессивная мысль Гоголя в до­статочной мере высмеяла эту моду в период ее господства.

«Ревизор» и «Мертвые души» так и просятся быть сыг­ранными в костюмах 30-х годов.

Мода на широкие рукава дала возможность разнообра­зить их фасоны (рис. 174а, б). Над рукавами на склоне пле­ча укреплялись эпольеры — крылышки, обшитые тесьмой, кружевом, зубчиками, лентами и бантами, концы которых перекрещивались на груди. Тоненькую талию стягивал ши­рокий пояс; в уличных туалетах и рединготах пояса были с овальной металлической пряжкой.

Пышные прически, поддерживаемые бантами, дома прикрывались чепцами (чтобы не видны были папильот­ки), а на улице шляпками с крошечной тульей и большими полями, украшенными страусовыми перьями, цветами и лентами. Нередко женщины надевали длинную вуаль на по­ля шляпы, спуская ее вперед на лицо и лиф. При сложных бальных прическах и туалетах надевался капюшон с накид­кой. Капюшон держался на китовом усе, был твердым и, как футляр, бережно сохранял искусство парикмахера.

Китовым усом подшивались и капоты для выхода в те­атр и на бал. Эта накидка, стеганная на вате, подбитая лебя­жьим пухом и крытая атласом, оберегала от холода, не пор­тя сложной формы огромных рукавов. Летом на платья набрасывались кружевные мантильи, обшитые шелковой бахромой; они могли быть сделаны и из тафты. Кроме того, в ходу были мантильоны. «…Они похожи на мантильи и на косынки, делаются из пу де суа (легкого шелка), обшитого кружевом; сзади концы делаются только пятью или шестью пальцами длиннее пояса; на плечах они не так широки, как мантильи; талия гораздо беднее…» («Литературные прибав­ления к «Русскому инвалиду»).

Воротнички, косынки, галстучки, кружева и банты укра­шали тоненький лиф своим расположением (от плеча к центру талии), подчеркивая тонкость стана (рис. 175).

Руки были заняты ридикюлями, саками (мешочками), без которых не появлялись в театре и на улице (в мешочках приносили с собой конфеты и флаконы с нюхательной со­лью). В холод руки прятали в муфты из ткани и меха. Поверх платья летом более всего носили рединготы. «Все, что вы ни встретите на Невском проспекте, все исполнено приличия: мужчины в длинных сюртуках, с заложенными в карманы ру­ками, дамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных ре­динготах и шляпках…» (Н. В. Гоголь. «Невский проспект»).

Салопы (шубы на меху), накидки, подбитые мехом, и летом плащи — вот далеко не полный перечень выходного платья.

Ноги были обуты в узенькую на плоской подошве обувь, главным образом из плательной ткани — туфельки на завяз­ках вокруг ноги, башмаки со шнуровкой до щиколотки на внешней стороне ноги, теплые башмаки на меху поверх легких бальных туфелек (рис. 176).

В каждый период моды часть костюма или его деталь становятся предметом особой заботы и внимания. Теат­ральный художник, занимаясь костюмом, прежде всего уяс­няет себе, что же главное в данной моде. И если в 30-х годах особым предметом заботы были рукава, они становятся и предметом внимания художника. Рукав-окорок состоит из двух частей или рукавов: нижний — узкий, верхний — ши­рокий двухшовный, как футляр охватывающий узкий ру­кав. На нижний рукав от плеча и до локтя прикрепляются накрахмаленные рюши или, что сейчас проще, ленты из по­ролона, которые придадут верхнему рукаву форму шара. Только обязательно нужно помнить, что рукав вшивается ниже линии плеча. Это придает плечам покатую и красивую форму (рис. 177).

То же самое надо сказать и о крое юбки (см. рис. 171а, б). Юбка кроится из 3 или 5 полотнищ, (с начала века и до 40-х годов). Переднее полотнище — прямое, гладкое, натягива­ется спереди и слегка присборено только на боках. Боковые швы скашиваются и уходят за спину. Задняя часть юбки де­лается из четырех симметричных полотнищ с боковыми швами и швом по центру спины. Таким образом скроенная юбка сохраняет форму, выдерживая модный силуэт.

О разнообразии модных материй писал «Московский те­леграф». Каждый месяц он помещал большие отчеты о тка­нях, рисунках на них и модных цветах: «…персидский ситец, узоры и фасоны его в моде! То же можно сказать и про ин­дийскую тафту (фуляр). Тафта покрыта сложными узорами: огурцы с разводами по белому и светло-желтому фону, по голубому и цвету осинового листа… Узоры бывают развода­ми, розетками и горошком… Так же нет ни одной щеголи­хи, у которой не было бы платья из персидского ситца или хотя бы кисейного или другой ткани, только с персидским узором. Из кисеи делают шляпки и платья более или менее нарядные; из персидского ситца утренние шлафроки и по — лунарядные платья».

Тканей, которыми можно пользоваться при создании костюмов, довольно много: тафта гладкая и клетчатая, шот­ландки хлопчатобумажные. Эти ткани особенно хороши для скромных персонажей; с белыми воротниками и накид­ками они будут правдоподобны. Подойдут ситцы, сатины,

штапель и шелк с восточными рисунками, полоской и горо­хом. Очень хорошо держат форму бязь и сатин, поставлен­ные на нижнюю юбку, репс, хлопчатобумажный бархат, вельвет, парча. Ткани с ярко выраженным орнаментом все­гда непригодны за их узнаваемость и точный временной ад­рес. Любой современный классический рисунок ткани очень легко применить ко времени спектакля, слегка про — трафаретив орнамент или пропульверизировав костюм. Без такой обработки неприятно выглядит броская современная ткань, примелькавшаяся в жизни и помещенная в прошлое волей художника. Увиденная в театре или на экране, она не­медленно разрушает образный строй произведения и эф­фект сопричастия, возвращает зрителя в реальность дня, раскрывая технологию производства зрелища. Таким груст­ным примером может служить костюм Анны Карениной — актрисы Самойловой в одноименном цветном фильме в сцене скачек, исполненный из стандартной, набившей оско­мину клетки (тафты). В первый же момент появления на эк­ране он разрушает все очарование «элегантной Анны» и трагизм сцены.

В тридцатых годах мужская мода также претерпевает не­которые изменения, но это касается только кроя, ширины и длины сюртуков к рединготов, ширины брюк и цвета жиле­тов.

Удивительно, до чего мужской силуэт повторяет женст­венные формы моды: талия затягивается настолько, что приходится прибегать к корсетам (рис. 178а, б). Жилет, ре­дингот, фрак и сюртук обтягивают грудь, и полы от тонкой талии расширяются, как дамская юбка. Плечи сюртуков, фраков и редингота такие же покатые, как у дам. И в довер­шение сходства рукава, сильно расширенные сверху, также напоминают дамский рукав жиго. Складки на панталонах и тонкая талия делают бедра широкими и женственными. Особую заботу портных составляют разнообразные отворо­ты фраков и рединготов: острые и круглые, двойные и оди­нарные, бархатные, суконные, в цвет и контрастные.

В 1830 году утренним нарядом считался застегнутый до­верху черный сюртук, а для послеобеденного и визитного времени — цветной открытый сюртук (редингот) и обяза­тельно светлые однотонные или полосатые панталоны,

светлый жилет, атласный или фуляровый галстук (черный или цветной). Фрак чер­ный или цветной, надевавшийся днем для визитов и прогулок со светлыми пантало­нами, застегивался на все пуговицы, обязательным был черный или цветной шелко­вый галстук. Пуговицы, составлявшие главное украшение, могли быть бронзовыми, золотыми, серебряными и обтянутыми тканью костюма. На бал являлись в черном, цветном рединготе, суконном или бархатном фраке, в обтянутых светлых (или чер­ных) панталонах, белоснежной рубашке со складками на груди или гофрированным жабо. Вокруг шеи повязывали батистовый или шелковый галстук. Светлые шелко­вые чулки виднелись из-под коротких панталон и в вырезе открытых бальных ту­фель с тупыми носами. Шапокляк (складной цилиндр), белые перчатки и плащ на светлой подкладке, лорнет, часы дополняли костюм.

«Для верховой езды надевают короткие сюртуки с четырехугольными полами, с карманами на боках, с широкими отворотами, застегнутыми до половины груди. Панталоны из трико в полоску в полуобтяжку или совсем широкие».

Утренний домашний наряд составляли широкий халат из легкой материи с бар­хатными отворотами, широкий жилет, шитый шнурами (брандебурами), панталоны со складками, туфли сафьяновые, шитые золотом, бархатная шапочка.

В XIX веке мужская одежда становится «скучной». Усвоив это, в театрах нередко шьют фраки и сюртуки на период целого столетия одинаковых фасонов. Здесь не ос­тается ничего другого, как просить читателей быть внимательными к тексту и иллю­страциям, что поможет избежать кажущегося однообразия. Кроме того, в распоря­жении художника есть и такие могучие средства, как цвет и фактура. Разная поверхность тканей, даже если они сближенных тонов, на сцене приобретает совер­шенно различные оттенки цвета.

Заказы на платья определяли положение в обществе, так же как имя портного, у которого шили, определяло платежеспособность. Портных слушали, им внимали, они творили суд и расправу над костюмом и обществом по своему усмотрению, хотя «усмотрение у них осторожное, хитрое и продуманное…» Гуманн, знаменитый па­рижский портной, очень глубокомысленно разделил охотников на два рода: на тех, которые одеваются охотниками для того, чтобы ходить на охоту, и на тех, которые ходят на охоту, чтобы иметь предлог одеться по-охотничьи. «Первые носят непромо­каемые сапоги на толстых подошвах, непромокаемые штиблеты, длинные, ниже ко­лен, замшевые панталоны, куртку с чудовищными карманами, кожаную фуражку, охотничью сумку и пр. и пр. Вторые же носят узенькие, коротенькие, зеленого или бронзового цвета рединготы с округлыми полами и со множеством застегнутых кар­манов, с узкими рукавами, плотно охватывающими запястье, и с золотыми пугови­цами. К этому рединготу идут мягкий, едва завязанный галстук, открытый воротник рубашки, кожаный пояс, застегнутый пряжкой из вороненой стали, за которой при­цепляются патронташ, летняя шляпа, замшевые перчатки и Робертово ружье… » («Литературные прибавления» к «Русскому инвалиду»).

Путешествия, восхождения на горы заставили людей позаботиться о своем удобстве. Литератор Надеждин в своих очерках о Швейцарии пишет: «…однако я воспользовался многим из его замечаний, чтобы снарядиться должным образом к пешеходству, которое решился начать… Сообща мы сделали программу дорожного гардероба… со всей акку­ратностью она определяет даже покрой, вес материи и цвет платья, в которое надо оде­ваться, и важно уверяет, что малейшее отступление от их предписания влечет за собой опасную неизбежность простудиться. Так как я уже ходил пешком по Рейну, то имел за­пас многих вещей, назначенных в программе туристов: китель или рубашку со многим количеством карманов, надеваемую сверх всего вместо сюртука. Башмаки, непромокае­мый плащ, зонтик и дорожный ранец. Сверх того в Париже я купил блузу во француз­ском стиле. Я наполнил мой ранец тройным числом сорочек, носков и платков, взял про запас по экземпляру жилета, исподнего платья, стиблетов и башмаков (стиблеты — га­маши, гетры), все это прикрыл альбомом, неразлучным спутником моего путешествия, да для карманов оставил дорожную чернильницу, стальное перо и Эбеля. Мартин, хотя с тайной досадой, свернул мне плащ в каток и связал вместе с зонтиком по законам рав­новесия так искусно, что обе эти вещи можно было перекинуть через плечо коромыс­лом…» (Н. И. Надеждин. «Литературные прибавления» к «Русскому инвалиду», 1837 г.).

Подобные описания восстанавливают картины быта, подлинную жизнь костюма.

Весь последующий период в истории костюма XIX века характерен возникновением все новых и новых форм. Появятся куртки, короткие брюки, купальные костюмы и мно­гое другое — маленькие штрихи времени, без которых сцена и театр сухи и неполны…