Об ассоциации, как о методе искусства, обращенного к истории и к раскрытию чувств, Козинцев пишет: «…чтобы представить себе их значение (царских рега­лий — корон), нужно увидеть их как символы, а не как вещи. История народа, же­лезо, огонь, кровь создавали зловещие ассоциации этих символов… » Костюм на сце­не становится символом. Символика костюма — его «душа», содержание — делает искусство театрального художника безграничным, не ставит исторических преград его творческой мысли и исключает возможности повторов.

В фильме «Конец Санкт-Петербурга» Пудовкина, в кадре, на зрителя наплывом течет море котелков и цилиндров как символ гибели старого общества. Есть вещи, с которыми у нас ассоциируются определенные понятия и события. Так, кожанка — неизменный спутник первых лет революции; юнгштурм — юности комсомола; си­няя блуза — рабочих и работниц 30-х годов; полотняная толстовка — непременная форма служащих этого времени. Габардиновое пальто и синий прорезиненный плащ на клетчатой подкладке стали уже исторической принадлежностью и символом москвича 50-х годов, тогда как в 60-х годах летней униформой всех без исключения стала пресловутая «болонья» — символ химизации нашей одежды. Вся история кос­тюма — это история символов. И в процессе ее изучения мы еще не раз обратимся к этой теме.