«Ветер и солнце свободны», — так растолковал идею дизайна собственного еще одного показа Карл Лагерфельд. Он уже приглашал зрителей пропархать в салоне самолета, устраивал кристальное шоу, а сейчас пришла очередь ветровых станций и солнечных батарей, которые поражали своим масштабом и нависали над всем залом. Но если Лагерфельд так замыслил, то, видимо, что-то это должно значить… Самое смешное, что не совершенно понятно, об экологии ли желал поведать нам дизайнер. Как он сам произнес после показа: «Это быстрее о настроениях нашего времени, о ветре, о воздухе». Такие разъяснения ничего толком не проясняют, но все таки лучше, чем ничего. Вобщем, коллекция вышла, по сути, воздушной, свежайшей и невесомой.

Раскрывался показ серией жакетов и платьев в черном и белоснежном, скроенных так, как будто они вправду раздуваются ветром. Казалось, что не улететь совершенно им мешали только большие жемчужины, которыми были расшиты наряды и украшены шейки и запястья моделей. Были в коллекции и «трендовые» укороченные жакеты, над объемом которых Карл тоже много поработал — они напоминают таковой для себя кокон либо даже панцирь, в каком заключено хрупкое человеческое существо.

Большие трансформации продолжились и в платьицах трапециевидного силуэта, которые тоже кажутся малость вздутыми. Карл Лагерфельд вообщем большой любитель платья-юбки в отличие от платья-рубашки — в их больше молодости и больше кокетства. Наилучшим к ним дополнением стали большие шапки с прозрачными полями и мощные туфли, перевязанные на лодыжках (наверняка, они собственной массой должны задерживать эфемерных моделей на земле и не позволять им улететь). Более обычное воплощение воздушной темы можно узреть во 2-ой части коллекции — с шифоновыми платьицами и ансамблями. Прозрачный темный шелк и «пушистые» оборки, развевающиеся при мельчайшем движении воздуха, очень ловко вписались в общую концепцию. Завершали коллекцию приторные белоснежные платьица с цветочными аппликациями.

В общем, Карл Лагерфельд сейчас ошарашил зрителей собственной многосторонностью и в одной коллекции заявил столько тем, что их практически нереально согласовать. И даже мысль воздушности, если ее не внушать для себя силой, на каком-то шаге перестает работать. Вот так и остаешься в недоумении: «А о чем, фактически, шла речь в этой коллекции?».